Вопреки широко распространенному мнению, ментальность является категорией психического лишь по месту своего существования — коллективного сознания и бессознательного народа. По сути же, это прежде всего преимущественный способ деятельности огромных масс людей и принадлежащих к ним отдельных индивидуумов на всех уровнях: от обыденного до государственного, от физиологически обусловленных примитивных актов — до высшего уровня интеллектуальных решений, от инстинктивных потребностей — до высоких духовных порывов. В конечном итоге, как мы думаем, так мы и живем, особенно если не берем на себя труд хотя бы попытаться осмыслить связь между первым и вторым.
Ментальность формируется веками и тысячелетиями, отражаясь в типичных мифах, устойчивых стереотипах индивидуального и массового поведения, вариантах постановки, а также в способах разрешения личных и общественных проблем, типичных ожиданиях и надеждах, корни которых чаще всего скрыты в архаической памяти народа.
Мы нередко все еще слишком примитивно воспринимаем понятие «народ» и слишком мало внимания уделяем проблеме его самосознания и естественной потребности в национальной идентификации. Можно собрать в одном месте тысячи или даже миллионы людей. Но ни территория, ни границы, при любых сопутствующих условиях, будь то материальное изобилие или беспросветная нищета, тоталитаризм или полная анархия, не делают массу людей народом. Только единство ментальности — хорошей ли или плохой (в последнем случае — всегда с внешней по отношению к конкретному народу точки зрения) — создают народное единство.
Существует такое малоизученное понятие как безусловное основание социальной интеграции, когда уже неважны политические, материальные, сословные и классовые различия людей. Это прежде всего не столько единство истории, сколько единство исторической (а если точнее — архаико-мифологической) памяти народа и связанные с ней национальные (нередко — существующие лишь на бессознательном уровне) приоритеты. Эти приоритеты всегда нематериальны и мало отражаются в тяготеющей к событийности истории. Конечно же, у любого народа можно найти несколько тысяч или даже десятков тысяч людей, готовых легко поступиться национальной идентичностью за большой кусок «хлеба с маслом», но если говорить о любом народе в целом, то никакие несметные сокровища не будут даже рассматриваться в качестве равноценной замены этой, казалось бы, эфемерной сущности.
Народ — это, с одной стороны, итог уже сформировавшейся ментальности, а с другой — непосредственная манифестация ее развития во времени. Народ сплачивается всегда во имя достижения какой-то цели, недоступной каждому из его членов по отдельности.
И в ряду этих целей одной из основных (по мало известным пока законам функционирования ментальности) является осознание и поддержание своей национальной идентичности. Если нет этого «клея», соединяющего народ изнутри, то тогда остается только пагубный и обычно небесконечный путь поисков «внешнего врага». Небесконечный, но иногда чрезвычайно длинный, как показывает, например, советская история или история еврейского народа, среди основных национальных и государствообразующих ценностей которого в числе первых даже иудейские философы называют антисемитизм. Феноменология антируссизма пока слишком молода, чтобы обсуждать ее популярно, но и не замечать ее отдельных проявлений было бы ошибкой, тем более, что пока ей ничего не противопоставлено.
Санкт-Петербург
17 октября 1996 года
Из предисловия ко второму изданию книги проф. Мих. Решетникова «Психологические факторы развития и стагнации демократических реформ».
Заказать 3-е издание работы (Мих. Решетников «Психологические факторы развития и стагнации демократических реформ». М.: МГУ, 2014.) можно по электронной почте: psy.editor@gmail.com.
